– Убью, если это будет не господин Жак, не господин маршал и не члены королевской семьи, которым я поклялся служить верой и правдой.
– Клянись, – кошачьи глаза Анны сверкнули, лицо обрело румянец, глаза светились силой и боевым задором.
– Клянусь, – паж опустился на колени.
– Хорошо. С чего же мне начать? – Анна бросила недобрый взгляд на стража и потом, подойдя к самому краю, глянула вниз сквозь зубцы, плюнув на шлем проходящего внизу стражника. Не попала.
– Расскажите, как вы в первый раз встретились с Девой, – попросил Этьен, пристроившись на скамье рядом с Анной и обмакнув перо в чернильницу.
– Это было в январе 1429 года, не помню числа, в Нанси, на турнире, устроенном герцогом Лотарингским. Жанна тогда удивила всех, появившись на турнирном поле в броне и вызвав на бой достойнейших рыцарей. Тогда, еще до всех этих великолепных побед, до снятия осады с Орлеана и коронации Карла Седьмого, Жанна только начинала входить в моду, и все стремились с ней познакомиться. Тогда ее называли Дева из Вокулера, хотя это не верно, официально она является уроженкой деревни Домреми, в Вокулере же она добилась славы и почестей, убедив в своей миссии коменданта де Бодрекура. А он еще тот Фома неверующий.
– И как показалась вам Дева? – паж усердно записывал, то и дело поднимая на Анну полные восторга глаза.
– Нормально, – Анна пожала плечами. – Высокая, статная, как рыцарь, с короткой стрижкой, которую рыцари называют «под шлем», а крестьяне – «под горшок». Нормально.
– Но, позвольте, все говорят, что она не умела скакать верхом и управляться с копьем или мечом? – паж старался говорить почти шепотом, дабы не быть услышанным стражником. Анна видела, как трудно ему справиться с охватившим его волнением.
– Выходит, им видней, – Анна посмотрела в сторону Нанси, – я видела своими глазами, как ловко она управляется с копьем и как слушается ее норовистый конь. Другие могут говорить, что видели они.
– И вы сразу же поняли, что будете служить Деве? Это было ваше призвание? Голос сердца?!
– Мой отец всегда хотел, чтобы жена родила ему множество сыновей, а родились мы с Жаком. Жак первый, я вторая. Отец решил воспитывать меня, как воина. И я не возражала. Да и что могла я ему возразить! Он сказал, что я должна стать хорошим воином, чтобы защищать родину, и я старалась стать хорошим воином. Это нормально, когда дети воспитываются в послушании, даже если их родители делают странные вещи. Однажды, мне тогда было семнадцать лет, отец велел мне ехать с ним в Нанси, где я должна была предстать перед Жанной и поступить к ней на службу.
Он подвел меня к ней и, велев встать на колени, представил по всем правилам.
– И что сказала вам Жанна? – Этьен затаил дыхание. Мимо башен пролетели две вороны.
– Она сказала: «Боже! За что мне это?! Неужели недостаточно тех двух, что мне дали до этого? Почему ради того, чтобы я могла освободить Францию, нужно губить невинные жизни?». Она говорила о своих тел охранительницах, которые должны были служить ее живыми щитами. На что мой отец благоразумно ответил ей, что будет вдвойне хуже, если она, начав славное дело, вдруг падет от руки предателя или отравителя, оставив армию без духовной поддержки. Он-то наверняка знал, что никто так, как она, не умел вдохновлять людей, превращая их из бессловесного скота в героев.
– Скажите, как вы стали рыцарем ордена Верности? – произнеся это, Этьен Кастра инстинктивно прикрыл рукой глаза, опасаясь, как бы Анна не ударила его по лицу.
– Ты слишком много знаешь, милый паж, – она поежилась на ветру, кутаясь в свою шерстяную накидку. – Скажу только, что я не проходила никаких испытаний и не соблюдала тяжелых постов, о которых так любят рассказывать наши рыцари. То есть кроме тех, что предписывает нам соблюдать церковь. Я встала на колени перед алтарем, и рыцарь, имени которого я тебе не назову, дотронулся до моего плеча мечом, произнеся формулу посвящения, – Анна выпрямила спину и торжественно произнесла: – «Анна ле Феррон, посвящаю тебя в рыцари ордена Верности! Будь честной и благородной, защищай слабых и беззащитных, твори добро и справедливость. Отдай свою жизнь за дело Господа и ради счастья других людей. Живи, как заповедал нам Иисус. Аминь».
Она резко поднялась и, не поворачиваясь, пошла в сторону лестницы. Поджидавший ее рыцарь поднялся и, куртуазно подав ей руку, повел в темноту башни.
О том, как в аду проводился конкурс поэзии
В ту ночь Анна увидела перед собой врата ада, попыталась сбежать, но бежать было некуда, идущие за ней, точно конвойные, рыцари сомкнули ряды, выставив перед собой раскаленные щиты, прикоснуться к которым она боялась. Так и двигались они, щит к щиту, оттесняя Анну к проклятым воротам. А она пятилась, шаг за шагом приближаясь к гибели. На Анне было белое с синими и золотыми цветами неудобное платье, которое она не помнила, как надела.
Разглядывая платье, она не заметила, как рыцари подтолкнули ее вперед, она влетела в небольшую залу, которая подобно сковородке была окружена со всех сторон огнем.
– А мы тут стихи пишем, – ласково приветствовал ее лорд Распорядитель пыток. – Стихи сочиняем, тебя поджидаем.
– Себя поджигаем, – захихикала какая-то адова бабенка, отдаленно напоминающая Беатрис, вторую из погибших телохранительниц Девы.
– Тебе страшно, а ты не бойся. Огонь – в нем столько любви, отдайся демону огня, он полюбит тебя. Приголубит тебя, будет целовать в сахарные уста, обнимать. Смерть на костре – быстрая смерть, раз и на небе, два и в геенне. Но какая разница для того, кто побывал в костре. Ад – дело привычки и ничего больше, – лорд Распорядитель попытался погладить Анну, но она с ужасом вырвалась из его когтистых рук.
«Огонь! Огонь! Ты моя последняя любовь!» — пропела сидевшая на полу девушка, которую Анна не заметила вначале. Нежная, со светлыми волнистыми волосами, она сидела на краю огненной пропасти, точно крошечный заблудившийся эльф или фея из рассказов Жанны.
Анна посмотрела туда, в ревущее под ногами девушки пламя, и вдруг изумилась, как это красиво, как величественно, когда огонь является любовью и любовником в одном лице.
Девушка пела, а Анна смотрела в бушующее пламя, отогреваясь в его свете и словно одеваясь пламенем.
– У сожженных нет кожи, оттого мы все чувствуем тоньше, нежели обычные люди. Наше восприятие более остро, и мир горний открыт для нас, потому как куда же ему от нас скрыться, – пояснила эльфоподобная девушка. В ее глазах играло пламя.
«Огонь, огонь, поиграй со мной»! — донеслось со стороны ворот, где остались сопровождающие Анны, и тут же один из рыцарей-охранников молнией пронесся мимо них, для того чтобы ринуться в пропасть вместе с великолепным конем. Они застыли над пропастью на секунду, и тут же огонь объял их целиком, увлекая на дно огненной пропасти, превращая и всадника и прекрасное животное в алую звезду.
«Платье огня не очистит меня, Богу не надо, чтобы я сгорала», — прошептала Анна, и тут же за ее спиной заскрипели врата, отворяя перед ней жизнь. И она вышла на свободу…
Анна проснулась.
На свободу ли? В тот день монахини привезли готовое свадебное платье, белое с синими и золотыми цветами.
Увидев его, Анна потеряла сознание.
О том, как в Лявро состоялся рыцарский совет
Еще через день вернулся Жак. Едва переехав через мост и бросив поводья следующему за ним телохранителю, молодой рыцарь сорвал с головы шлем и, качаясь от усталости и размазывая слезы и грязь по щекам, нимало не смущаясь, заплакал в голос, словно маленький ребенок.
Брунисента бросилась в объятия к мужу.
Сотрясаясь всем телом, Жак обнимал Брунисенту, точно цепляясь за нее, как за последнюю, ускользающую реальность.
Собравшиеся в замковом дворе люди притихли, ожидая худшего. Наконец, Жак поднял красные от слез глаза и не своим, глухим голосом произнес роковые слова: